Статский советник Евграф Тулин [сборник] - Георгий и Ольга Арси

ночи и не закончилась и рано утром следующего дня. Евграф убыл на Урал с плохим настроением и в сметённых чувствах.

Со своей будущей супругой и её братом он познакомился в Туле, два года назад, при проведении сыска по одному запутанному делу. Судьба у этой семьи была необычной. Прадедушка Бобринских являлся незаконнорожденным ребёнком, появившимся на свет от взаимной любви двух знаменитых, для России, государственных особ. Его назвали Алексеем. Чтобы избежать молвы и преследования, маленького ребёнка отдали на воспитание в семью камердинера матушки новорожденного. В ней он долгое время воспитывался совместно с родными детьми верного слуги. В тысячу семьсот семидесятых годах, Алексею Григорьевичу присвоена фамилия Бобринский. В дальнейшем, ему был пожалован графский титул. Закончил он службу генерал-майором, удалившись от суеты в свое имение в Богородицк, Тульской губернии. У Алексея Григорьевича от счастливого брака было четверо детей. Все прожили достойно и с пользой для Отечества. Одним из них являлся Алексей Алексеевич Бобринский, внук императрицы Екатерины II, зачинатель сахарной промышленности в России. У него в браке родилось трое мальчиков, одним из которых и являлся отец Петра и Ольги, граф Владимир Алексеевич Бобринский. В своё время граф занимал большой пост в министерстве путей сообщения. Имел чин генерал-майора и действительного тайного советника. В 1861 году, находясь по делам в Туле, Владимир Алексеевич Бобринский встретил Марию Гавриловну Брежнёву, дочь купца из Венева. В дальнейшем сочетался браком. Брак изначально был мезальянсом, неравным по сословному признаку. В супружестве они прожили недолго, три года, в дальнейшем развелись. Он рано ушел в отставку, занялся сельским хозяйством и развитием сахарной промышленности. Построил пять сахарных заводов, один из которых в селе Михайловском в Тульской губернии. Занимался добычей угля с земель своего имения в Бобриках и поставкой его в Пруссию. Сам, в данное время, проживал в Киеве, в местечке Смела, занимаясь развитием сахарного производства. Так что можно было сказать, что Бобринские-Брежнёвы являлись праправнуками великой правительницы России. В прошлом году Ольга переехала в Москву. Вначале они жили по отдельности, а в последние шесть месяцев вместе. Дело шло к венчанию и свадьбе. Чувства были глубокими и взаимными. Ольга Владимировна отличалась свободой в политических взглядах и либерализмом. Поэтому подобные разногласия были первыми. Евграф глубоко сожалел, но поступить по другому не мог.

Тысячу вёрст от Москвы до Самары Тулин и Кротов преодолели почти за сутки, в комфортном вагоне первого класса. Служебные поездки, для выполнения заданий полицейского управления, оплачивались только согласно табелю о рангах. Тулину был положен первый класс, а Кротову второй. Однако в связи с дальностью дороги и давней дружбой, Евграф доплатил за своего давнего товарища, хоть и нижнего полицейского чина. Егор Егорович, находившийся впервые в первом классе, с удовольствием расположился в купе. Даже в ходе следования поезда, на всём остальном пути, он часто трогал расшитые занавески купе, полированное красное дерево дивана. Особо его поразило большое сверкающее зеркало. Газеты и книги, предлагаемые бесплатно. Чай, который он вместе с Евграфом пил, сидя на мягком удобном диване, располагал к беседе. Однако, всю дорогу Тулин отнекивался и всё больше молчал, переживая семейную драму. Поэтому, поездка прошла комфортно, но не весело. Однако, оба выспались на неделю вперёд. Остальные, более чем семьсот вёрст, до Саткинского завода они проделали на курьерских лошадях. Этих лошадей им меняли на почтовых станциях, согласно подорожным. У сыщиков в них имелись серьёзные записи о государственных поручениях и проведении ревизии, поэтому сложностей не возникло. Чины, указанные в документах, вызывали уважение и страх. Пять раз они ночевали на почтовых станциях, а пять в придорожных трактирах. Через двенадцать дней, после выезда из Москвы, к вечеру, они были на заводе. Перед въездом в городишко, Кротов спросил у Тулина: «Евграф Михайлович, как-то мы за двенадцать дней и не обсудили, как розыск будем проводить? Понимаю вас, недосуг вам было. Сильно вас Ольга Владимировна расстроила. Вон всю дорогу молчали. Что делать-то будем? Как искать фальшивомонетчиков станем? Полиции нет, только один урядник и тот, небось, куплен на сто лет вперёд. Скорее всего, на поборах и мздоимстве сидит. До уездного города, Златоуста, больше сорока вёрст. До губернского, Уфы, больше двухсот. Тёмные края».

– Егор Егорович, сам не знаю. Здесь места особые. Люди на слова прижимистые. Болтать не любят. Вклинимся к ним, как в пешей атаке, а там разберёмся. Ты, главное, вид посвирепей делай, построже. Об артиллерийском деле и припасе не разговаривай. Будь злым и наглым. Всё остальное мне предоставь. К вечеру, после первого знакомства с управляющим, и посмотрим, как нам себя вести. На том и порешали.

Глава 18 Любовь «Императора». Княжна Карагайская

Закончив судебные дела, Пугачёв с атаманом Иваном Степановичем Кузнецовым и Грязновым Иваном Никифоровичем направился в дом заводчика и купца Лугинина. На обед и ужин одновременно. После бегства купца, этот дом приспособила под себя новая власть, в лице атамана Кузнецова. Прибыв, расположились в одной из комнат, где устроили малый военный совет. Втроём. Некоторое время обсуждали воинские дела и прикидывали, как дальше действовать. Наконец-то «Император», устав от военных разговоров, сказал: «Ну что, Иван Степанович, когда обед-ужин будет? Душа желает праздника».

– Да всё готово уже, батюшка. Столы накрыты. Начальные и старшие казаки собраны. Все старшины, сотники, есаулы, хорунжие уже в столовой. Несколько человек местных из главных старост на приисках и работах тоже приглашены. Одно твоё слово и праздник начнётся! – ответил Кузнецов.

– Девицы приглашены? – уточнил «Государь-Император».

– Есть и девицы. Если пожелаешь, тогда и пригласим.

– Приглашай, да не забудь ту, которая сегодня на площади была. Больно смела и красива. Зови её. А мы пока начнём праздник, – ответил Пугачёв и с атаманом Грязновым направился в столовую господского дома.

Праздник начался с первого тоста и объявления Грязнова. Атаман вышел на середину столовой. По стенам жались в испуге местные старшие работники. Старшие казаки стояли вольготно в ожидании начала праздника. Они собрались компаниями, весело и заливисто смеялись, посматривая на заводских крестьян. Им было не впервой.

Грязнов осмотрелся, люди притихли. Атаман, дождавшись полной тишины, начал говорить: «Государь-Император желает вам оказать великую милость. Приглашает всех присутствующих в зале на званый обед. Вы послужили ему честно, он тоже хочет уважить вас. Слава Императору».

– Слава, слава, слава Императору, – послышалось со всех сторон.

Под крики приглашённых гостей вошёл Пугачев. «Государь-Император» слегка поклонился присутствующим и пригласил всех за стол. Начался пир. Через некоторое время к пирующим присоединился атаман Кузнецов. Все гуляющие расположились на втором этаже дома горнозаводчика Лугинина. Сам Пугачёв у открытого окна. Затем привезли девиц. Начались хороводы, танцы, песни перед окном во дворе дома. Песни пели хором, пели песни и казаки, сидящие за столами. Везде было весело и шумно. Отдыхали на славу. Пугачёв смотрел вниз, во двор, на пляшущих казаков и крестьян, стараясь увидеть Дуняшу Невзорову. Однако ему никак не удавалось её заприметить.

– Иван Степанович, а где Евдокия Невзорова? Неужто отклонила моё приглашение? – сердито уточнил Пугачёв у «полковника» Кузнецова.

– Да как же можно, Емельян Иванович. Вон она, – весело ответил атаман и показал рукой во двор.

Наконец-то Пугачёв её увидел. Она танцевала вместе со всеми. Длинные чёрные волосы выбились из-под платка, лицо было покрасневшим и озорным. Стройный стан просто извивался как змея, вытанцовывая с одним из казаков плясовой танец. Красивые руки, с длинными и тонкими пальцами, то взвивались вверх, то опускались вниз. Из-под платья то и дело появлялись стройные девичьи ноги. Плясала она самозабвенно, не обращая внимания на окружавший её народ. Пугачёв немедля встал и, пройдя через комнаты, спустился по лестнице во двор. Вместе ним прошли и атаманы. Разгорячённый танцами и спиртным народ закричал: «Давай, батюшка, в круг! Ждём не дождёмся. Уважь отец родной. Войди в круг!».

– А что, может и спляшем, правда, Иван Степанович? – обратился «Император» к атаману.

– А что не сплясать? Сейчас покажем удаль, – с радостью ответил Кузнецов.

Но Пугачев плясать не торопился. Он подошёл к красавице Дуняше и, обняв